Рим, Вечный город, утопал в густых августовских сумерках. Казалось, что небо над головами горожан заменил кусок сливового бархата, который постепенно наливался чернотой. Пьетро, стоя за сценой, вдохнул полной грудью теплый воздух, напоенный запахом жарящегося мяса с розмарином и свежего, хрустящего хлеба - аромата праздничных яств. Пахло так же и пудрой, и духами, и старым деревом, и от этого смешения запахов у юноши щемило в груди. Он ощущал беспокойство, но сладкое, как будто никак не мог дождаться обещанного подарка, хотя ничего такого, конечно же, не ждал.
Сегодня они давали представление на празднике в честь дня рождения одной почтенной и богатой вдовы, большой любительницы театральных увеселений и душещипательных историй. Подмостки для спектакля сколотили в просторном дворе ее дома, рядом с накрытыми столами, чтобы гостям было удобнее наблюдать за действом.
Мирко Фраучи решил порадовать общество историей любви и коварства. Написанная малоизвестным, спившимся уже автором, пьеса была проста, но трогательна. Пьетро ее очень любил.
Спрятавшись за кулисами, он наблюдал как Элия читает монолог молодого лорда, который желал выдать красавицу-сестру замуж повыгодней, не обращая внимания на ее желания. Заметив на противоположном конце сцены притаившегося Паоло, Пьетро помахал ему рукой, улыбнулся и подмигнул. Вот-вот должен был настать их черед совместного выхода. Кукуло играл рыцаря, и был одет в алую с золотом тунику и тяжелый плащ цвета индиго.
Пьетро покорно дал своей заботливой матери поправить на нем тяжелый парик. Золотые косы благородной девицы, которую он представлял сегодня, доставали до пят и были перевиты лентами. На нем было белое атласное платье из-под которого выглядывало нижнее красное, будто намекая, что за чистотой и невинностью девы скрывается жаркое и сильное чувство.
- Ну-ка, давай, - мона Мария проводила сына на сцену легким шлепком и улыбкой.
Пьетро медленно вышел на освещенную авансцену, неуверенно оглядываясь и освещая себе путь фонарем. Никто бы сейчас не узнал в нем молодого человека. Мягкое личико "Николетты" было выбелено пудрой, губы и щеки подкрашены кармином. Изящным жестом придерживая подол платья, мнимая девушка начала речь:
- Иду я в лес, страшась. Нет, не волков: на много миль окрест перевелись они благодаря стараньям брата. Я вся дрожу, но то любви озноб. А вдруг он не придет ? Иль не заметит за листвою свет? Иль след его уже простыл! Ах, скорее! Как бьется сердце, - Пьетро приложил руку к маленьким, высоким грудям. - Вот и колодец, - он поставил фонарь у ног. - Здесь подожду того, кто сердцу мил. Уж пятый день, как я томлюсь любовью, что вспыхнула внезапно и жарко, как смола. Мне долг велит послушной быть и смирной, и ждать доколе братец не найдет мне мужа. Но разве сердце может ждать? Я как цветок, что рос во мраке, и вдруг увидел свет. О, как сияют глаза Орландо! Священник не дознался б никогда, но пусть хотя б колодец старый знает: Орландо снился мне. Вчера я позвала его сюда. Увидим: коль придет, то, значит, любит тоже, коль нет, то значит, верный брату друг, - "Николетта" вздохнула. - Не знаю, чего и опасаться больше. О, совесть, не терзай меня! Боюсь его любви - и жажду.
Молодому актеру нравилась Николетта. Ему казалось, что она очень решительная, искренняя и смелая девушка - играть такую приятно. Нравилось и то, как тяжесть кос оттягивает голову, а переодевшись в платье, Пьетро начинал двигаться до того мягко, что Мирко Фраучи от удовольствия хлопал в ладоши. У юноши ушло много времени, чтобы научиться подражать девушкам, но в этом ему очень помогал на сцене брат. Тихоня Паоло во время игры так преображался, что Пьетро иной раз сильно удивлялся, не узнавая его. Кто бы мог подумать, что молчаливый, задумчивый подкидыш может играть с таким жаром. Но младший Фраучи им восхищался.
Сколько раз они играли "День и ночь", и все равно каждый раз Пьетро ждал выхода сводного брата с замиранием.
Отредактировано Pietro Frauchi (25.06.2011 22:06:10)