Кроваво-розовые пятна, оставляемые заходящим солнцем, постепенно меркли и, небо холодело словно смертельно раненный, которого покидает жизнь. Но для природы и людей, весь день изнемогавших от июльского зноя, наконец-то, наступил благодатный час прохлады. Крепость Равальдино готовилась ко сну. Только ее хозяйка, графиня Катерина Сфорца, и не помышляла о ночном отдыхе. Ее отнюдь не страшили кошмары, - один из самых ужасных был теперь позади. Тем паче, не боялась эта женщина призраков, кои могли бы преследовать ее, ведь враги Катерины Сфорца, заговорщики, убившие ее мужа, угрожавшие ей и ее детям, были мертвы.
Весть о жестокости, с которой графиня расправилась с семейством Орси и всеми теми, кто поддержал их подлый мятеж, достигли Рима. Ватикан, конечно же, не мог бы оставить без внимания ту, что однажды дерзнула диктовать свою волю отцам церкви, силой удерживая в своих руках замок Святого Ангела. В Форли со дня на день должен был прибыть папский легат, и Катерина прекрасно знала, кто исполнит эту роль.
Как и в тот вечер много лет назад, когда она ожидала приезда Рафаэле Риарио из Флоренции, Катерина стояла у окна, устремив взгляд за крепостную стену. Графиня Форли и Имолы по-прежнему была молода и хороша собой, наступившая зрелость лишь наполнила ее новыми силой и свежестью. Однако это была уже не та нежная и веселая юная женщина, что раньше. Черты лица Катерины остались мягкими, но желтые глаза ее стали глазами дикой тигрицы. Так теперь и называли графиню.
Были и другие титулы, которые, по мнению некоторых, заслужила хитроумная дочь Галеаццо Сфорца. Ведьма. Шлюха. Кровожадное чудовище. Губительница. Катерину они не трогали. Что взять с невежд и завистников? Что взять с богобоязненных дам и строгих священников, погрязших в своем лицемерии? «Пусть первый, кто без греха, бросит в нее камень» - было сказано в Святом писании, а Катерина добавляла к этому: «Судьба благоволит смелым и отвергает трусов. Вот путь, которым я хочу следовать до самой моей смерти». Да будь у нее еще одна жизнь, и тогда бы она поступила так же: обманом вырвалась бы из лап заговорщиков, оставила бы детей, чтобы иметь возможность спасти их, и столь же жестоко отомстила бы. Мятежный Форли никогда не забудет, как части тел казненных преступников терзали собаки…
Какими будут слова Рафаэле Риарио? Осудит ли он ее, ужалит ли презрением? Катерина, не страшащаяся ничьего неодобрения, в волнении, стоя у окна, гадала, каково будет отношение к ней того, с кем ее более не связывали родственные узы, но крепко, словно кровь, держали вместе воспоминания о несбывшемся.

И вот в сумерках Катерина увидела процессию, шедшую медленно: видно, люди и лошади валились с ног от усталости. Графиня следила за тем, как они приближаются с замиранием сердца. Она без труда отыскала красную кардинальскую шляпу. На какое-то мгновение Катерине показалось, что их с Риарио взгляды встретились, и  она, сама не своя, отпрянула от окна, бросилась прочь из покоев, но уже у самой двери вдруг остановилась. Не к лицу ей, графине, вдове и регентше малолетнего правителя выбегать навстречу гостю, словно пятнадцатилетней девчонке. Прошло то время, когда она с трудом сдерживала свои чувства.  Почему же она все еще волнуется, встречая Рафаэле Риарио?
На размышления не было времени. Деятельная Катерина Сфорца переполошила всех слуг. Будто капитан морского судна она всего лишь парой указаний заставила вновь заработать свою команду. Опустили мост, подняли массивные решетки на воротах. Рокка ди Равальдино словно библейское чудовище-кит поглотила процессию.
Когда всадники остановились, графиня медленно вышла из тени. Одетая в темное с золотым, она и сама казалась творением мрака. Бледная, пахнущая жасмином и розой Катерина, не поднимая взгляда, поцеловала кардинальскую длань.
- Добро пожаловать, Ваше преосвященство, - молвила женщина. – Надеюсь, Ваш путь из Рима был благополучен.
Раздав новые приказы относительно обустройства высокого гостя и его свиты, Катерина повела Риарио внутрь замка. Только раз яркое, медовое золото ее глаз обожгло лицо мужчины. Взгляд графини по-прежнему таил в себе вереницу страстей, свойственных ее душе.
- Вы, верно, устали с дороги? – голос Катерины был тих. – Если будет угодно, я прикажу сразу приготовить Вам постель.
Рафаэле Риарио, казалось, ничуть не изменился, лишь стал еще прекраснее. Видеть его, чувствовать рядом вдруг оказалось и мучительно больно, и вместе с тем радостно. Зачем же она так холодна?

Отредактировано Caterina Sforza (10.06.2012 01:35:45)

В ответ на слова кардинала Катерина лишь смутно усмехнулась. У нее не было причин для того, чтобы ему не верить, но все же она прекрасно понимала, что привела его в Форли вовсе не ее красота, а распоряжение папы. Не будь его, проделал бы Риарио такой долгий и трудный путь, чтобы ее увидеть? Увы, то, что не ускользнуло от проницательного взгляда смекалистого Петруччо, оставалось секретом для графини. Так со стороны порой видно больше.
Катерина провела кардинала в покои, которые ему предназначались. Служанки принесли теплой воды и полотенце. В юности графиня не побоялась бы остаться с Рафаэле Риарио наедине, прогнав все лишние глаза и уши, но не теперь. Убедившись, что гость ни в чем не нуждается, Катерина спустилась вниз, в трапезную, где накрывали поздний ужин. Словно бы боясь находиться с племянником своего покойного мужа наедине, она не позволила уйти ни слугам, ни музыкантам. Все мерещилось, что дрожат колени, так же, как десять лет назад…
Когда Риарио сел за стол, Катерина, наконец, позволила себе лучше его рассмотреть. Долгим и внимательным был ее взгляд, и столь же продолжительным и весомым было молчание. Нарушила его не сама графиня, а тихо подошедшая кормилица одного из младших детей Катерины.
- Никак не хочет засыпать… - послышался шепот женщины. – И Галеаццо…
- Хорошо, приведи их всех. Пусть засвидетельствуют свое почтение его преосвященству, - довольно громко приказала графиня и обратилась к кардиналу. – Прошу Вас, благословите моих детей перед сном.
Кормилица спешно покинула трапезную, а Катерина, едва притронувшись к бархатисто-терпкому вину, будто бы между прочим, поинтересовалась:
- Как Вы поживали те годы, что мы с Вами не виделись? Что наш древний и святой город, все так же беспокоен?

Няньки, коих было множество, привели в залу детей Катерины Сфорца, и музыка тут же стихла по ее повелению. Бьянка среди шести чад графини была самой старшей. Десять лет назад она принимала благословение кардинала, будучи младенцем, лежащим в колыбели, ныне же подошла к нему сама, склонила голову, коротко взглянув желтыми, как у матери, глазами. Восьмилетний Оттавиано более всего походил на отца. В нем будто бы возродился погибший от рук заговорщиков Джироламо Риарио. Чезаре и Джованни с фамильным упрямством Сфорца самостоятельно доковыляли до Рафаэле Риарио и, хотя были еще очень малы, старательно склонились перед ним в учтивом поклоне подобно взрослым мужам. Галеацо и Франческо, орущих так, что и черти в аду, казалось, позажимали уши, поднесли заботливые кормилицы. Катерина, удовлетворившись тем, что все ее дети получили благословение, по очереди взяла на руки младших мальчиков. Те, оказавшись в объятиях матери, затихали на радость выбившимся из сил нянькам. Когда все уладилось, графиня отправила спать и нянек, и своих отпрысков, нарушив идеалистическую семейную картину.
Трапезная вновь наполнилась умиротворяющей музыкой.
- Как в улье… - повторила Катерина и, не сдержавшись, иронично хмыкнула. – А у нас тут что-то наподобие испанской корриды. Только вместо быка оказался тигр.
В голосе молодой женщины сочилась горечь. Никто из Рима не пришел защитить ее, никому в Вечном городе не было дела до вдовьих бед, а теперь Папа прислал соглядатая, словно боясь, что гнев Тигрицы Романьи распространится вплоть до его святого седалища.
- Поведайте мне, Ваше преосвященство, что же тревожит Священный улей. Или… быть может, о том, что тревожит Вас, - Катерина отпила немного вина из кубка и, подперев щеку рукой сжатой в кулак, посмотрела на Риарио тяжелым и прямым взглядом.

Отредактировано Caterina Sforza (10.07.2012 14:24:36)

Взгляд Катерины потеплел и, выражение лица перестало быть каменным. Тонкие губы графини тронула улыбка, скорее печальная, чем ироничная. Она позабыла будто бы, как ловко Рафаэле Риарио умеет обходить острые углы, и теперь, вновь столкнувшись с его манерой говорить, тайно радовалась, что кардинал не изменял себе. Меньше всего стоило давить на Его преосвященство. Заниматься этим неблагодарным делом - все равно что пытаться подмять под себя зыбучий песок – неминуемо окажешься в неприятном и опасном положении.
- Отрадно слышать, что судьба к Вам благосклонна, - тихо проговорила Катерина, вынимая кости из рыбы. Тигриная ярость вдруг куда-то исчезла, словно и не было. Такие перемены были частью ее натуры в юности, они же остались свойственны ей и ныне.
Прошедшие годы, а, может быть, и благоразумный отказ Риарио в тот вечер в Риме на празднике Петра и Павла отдалили друг от друга графиню и кардинала не только территориально, но и духовно. Однако Катерина надеялась, что она по-прежнему может доверять Рафаэле. Больше всего теперь ей хотелось спросить, помнит ли он свое обещание, которое дал ей в юности, но, как и он, не решаясь быть откровенной, графиня молчала, опустив взгляд.
- Да. Рим изменился. Все течет и все меняется, - сказала Катерина задумчиво и добавила уже оживленнее. – Впрочем, я позволяю себе верить, что Ваше расположение ко мне остается неизменным, равно как и в то, что Вас ко мне привело благое дело.

По приказу графини, отданному тихим голосом и едва заметным движением руки, музыканты покинули залу. Осталась только пара слуг. Шире открыли окна. Подул свежий ветерок, принося за собой весть о том, что ночь не будет душной и, если Господь смилостивится над грешниками, пройдет дождь.
- Я спасла Вам жизнь? – искренне удивилась Катерина. – Уверяю Вас, моя заслуга в этом деле сильно преувеличена.
Вопреки обыкновению молодая женщина, по-прежнему не отводящая взгляда от кардинала, не лукавила. Да, она ухаживала за больным родственником мужа, но что ж в том особенного? Рафаэле Риарио сам спас себе жизнь тем, что не потерял разум, не опустился до трусливого интриганства, и, прежде всего, хотел жить.  А ей… Катерина вдруг поймала себя на мысли, что ей и, сладко и больно вспоминать прошлое. В горле неприятно саднило.
Поддавшись внутреннему внезапному порыву, графиня медленно протянула руку и затем взяла ладонь кардинала в свою, крепко сжав его теплые пальцы. Когда-то они держались за руки, и эта была единственная ласка, не считая торопливых поцелуев, на которую они оба решились.
- Чего хочет Его святейшество? – спросила Катерина, не отпуская ладонь Рафаэле.

Отредактировано Caterina Sforza (27.07.2012 16:46:27)

Столь разительными были перемены в лице кардинала, что Катерина поначалу и слова вымолвить не могла. Не страшащаяся врагов, не смущающаяся в обществе мужчин, она теперь оробела, внезапно оказавшись совсем близко к тому, о ком не смела мечтать, но чей образ неизменно хранила в мыслях и сердце.
Во взгляде Риарио графиня ясно видела пламя, которое еще мгновение назад казалось лишь теплыми углями. Сдерживаемое, таимое, оно могло вызвать пожар, и следовало бы отстраниться, охладить пыл, но женская ладонь только крепче сжимала мужскую. Катерина не двигалась, подчинившись мягкой, но настойчивой воле гостя.
- Рафаэле…- его имя само слетело с ее губ, словно пташка, вырвавшаяся из охотничьих силков.
Опустив взгляд, Катерина молчала, обдумывая то, что должна была сказать, а не то, что хотела произнести. Даже в смятении женщина эта не забывала о гордости и личных интересах, тесно связанных с долгом.
- Я христианка, - ответила графиня, поднимая взгляд на Риарио, - и католичка. Мне ли не быть лояльной в отношении к главе нашей церкви? Но я так же мать и женщина, долг которой состоит в том, чтобы позаботиться о своих детях и о своих подданных. Надеюсь, что Его святейшество не забудет об этом.
От слов Катерины веяло холодностью гранита, но на Кардинала она смотрела с жарким вызовом, будто время повернулось вспять и, они вновь оказались на праздничном пиру десятилетней давности.