Воскресный день, после Введения Богородицы во храм, выдался прохладным и ясным. Будто осень и зима договорились дать горожанам несколько солнечных дней. В рыночной суете туда-сюда сновали попрошайки и продавцы диковинных товаров. Балаганные актеры устроили очередное представление, собрав, как обычно, толпу зевак. Муж, Жена и Нотариус отпускали едкие комментарии на счет друг друга, заставляя зрителей хохотать до упаду. Особо яркие моменты сопровождались ударами в медные тарелки. Сюжет комедии был прост. Решив, вызнать, насколько коварна его женушка, богатый купец прикинулся умирающим и позвал Нотариуса, чтобы составить завещание. Жена, чем дальше, тем больше чувствовала себя обделенной, а потому принялась хитрить и юлить, тогда как Муж раз за разом выводил ее на чистую воду.
Стар и млад, от простаков до людей богатых, смотрели на это действо завороженно. Даже палач, возвращавшийся с рынка, невольно остановился поодаль, чтобы взглянуть краем глаза. Немного смысливший в актерском ремесле, он подмечал интонации, слова и жесты, и от того становилось интереснее наблюдать за участниками действа. Приобретя все нужное, Токко теперь никуда не спешил. В небольшой торбе, болтавшейся за спиной, он нес новый точильный камень, живицу для приготовления мази, используемой от нагноения ран, и немного сушеного инжира.

Желая получше рассмотреть происходящее на сцене, Токко стал протискиваться сквозь толпу зрителей. Бывший канатоходец и акробат лавировал в скоплении зевак легко и бесшумно. В какой-то момент ему показалось, что среди них была крестьянская дочь. Видел он не слишком хорошо, а потому не был уверен, она ли это. Оказавшись прямо за спиной у девчонки, палач ждал, когда та обернется, и в этот самый момент увидел мальчишескую руку, тянущуюся к кошелю, висевшему у нее на поясе.
Подобные фокусы были слишком хорошо ему знакомы. Воришка оказался начинающим, иначе бы девчонка давно осталась без кошелька. Интересно, подумал заплечных дел мастер, скольких он уже успел обчистить? Часто бывало так, что кто-нибудь из жонглерской братии пускал в толпу своих, чтобы поживиться не только тем, что зрители жаловали по доброй воле. А иногда местные, руководимые каким-нибудь ушлым оборванцем постарше, обирали зазевавшихся простаков.
Пальцы палача крепкой хваткой сомкнулись на запястье мальчишки.
- Не твое - не трожь, - сказал Токко.
Малолетний вор, взглянув на человека в черном, перепугался и дернулся в сторону, но выскользнуть не смог. Стало очень больно.
- Пустите, - просипел он, понимая, что просить бессмысленно. Токко, вцепившись накрепко, как пес, упускать "добычу" не собирался. Наоборот дернул мальца к себе, а потом взглянул на девушку. Не обознался. Это была дочка давишнего гостеприимного хозяина. Не так он хотел бы с ней встретиться, да только по-своему решает Господь.

Отредактировано Tocco (08.12.2013 23:39:35)

Токко мысленно выругался от того, что привлек к себе излишнее внимание. Разволновавшиеся зеваки уже косо поглядывали и на него. Еще чего доброго, кто опознает, и тогда откроется обман. Мальчишка гнусаво заныл, и палач, понимая, что дело грозит обернуться скандалом, вынужден был его отпустить.
- Может, и не он, - согласился нехотя, разжимая пальцы.
Не долго думая, воришка дал стрекача. Кто-то крикнул: "Держи его! Держи!", однако желающих бежать за оборванцем нашлось не так-то много.
- Болван, упустил, - с досадой сказал какой-то старик в меховой накидке. С укоризной шлепнул Токко тростью по ноге.
Палач ничего не ответил. Только ниже опустил голову, отгородив Консолетту своей широкой спиной.
- Идем, - взяв девчонку за руку, он повел ее туда, где было меньше народу и тише. - Неспокойно здесь.
За их спиной раздался еще один громкий удар в медные тарелки. Хитрец Нотариус громко насмехался над Мужем и Женой.

Токко в ответ на вопрос промолчал. Сказать "Да" - язык не поворачивался, потому что на самом деле ему не нравилось врать. Сказать "Нет" - придется объяснять, что к чему. Поэтому заплечных дел мастер пробурчал себе под нос неразборчивое: "Да вот..." - и оно потерялось в гомоне толпы.
Встретить девчонку палач был рад. Не только потому, что она была хорошенькой на вид, а потому, что тот, кто видел добро редко, запоминает его надолго. Токко помнил и был благодарен. Поэтому в ответ на ее сетования сказал мягко:
- Это ничего.
В конце-концов, он оказался рядом, и дурного не случилось. Палач уже не жалел, что отпустил мальчишку. Конечно, эта история не научит оборванца ничему. Потому что голод и жажда легкой наживы куда весомее. Но, может, и рано тому отправляться на виселицу. Не то, чтобы Токко верил в высшее правосудие, однако порой выходило так, что каждый шельмец получал свое точнехонько в срок.
- Где твой отец? - спросил мнимый мясник невпопад и только сейчас понял, что все еще держит девицу за руку так, будто она была его дочерью или сестрой.

Отредактировано Tocco (09.12.2013 13:13:22)

- Ничего, - подтвердил Токко. Объяснять, почему он не имеет предубеждения к актерам, палач не стал. Да и в том, что Консолетта засмотрелась на фарс, тоже ничего дурного не видел. В конечном счете, зазеваться может любой, даже самый внимательный. Этот грех не такой уж страшный.
Шагая вперед так, чтобы не задерживать и не толкать остальных, Токко поглядывал по сторонам, выискивая лавку со сладостями. Сожаление Консолетты он хотел скрасить сдобой или пряником.
- Пожалел, - признался заплечных дел мастер, хотя о причинах этой жалости говорить тоже не стал. Многое решил случай. С одной стороны, по-хорошему, поймать бы мальца, да наказать. Это было бы справедливо. С другой - как человек, занимавшийся именно этим, во многом грязным ремеслом, Токко знал, чем это грозит воришке. Почти всегда наказание, если подопечный выживал, приводило не к исправлению, а к еще большему озлоблению. Сам Токко, когда-то чуть не попав в петлю, мог это подтвердить. Правда, уже через пару лет, после того, как стал прилежным и старательным учеником, он без особой радости дробил кости. Сначала было неприятно и стыдно. Потом жалко. После сделалось никак. Только разнообразную человеческую вонь он так и не разучился чувствовать и всегда старательно отмывал руки от крови.
- Вот, -  в лавке, куда они вошли, стоял чудесный аромат сластей. Сильнее всего были запахи розовой воды и меда. - Выбирай, - сказал палач. - И детишкам тоже.
Наверняка те станут спрашивать, так пусть сестра потешит и их тоже, чтобы никому обидно не было.

Отредактировано Tocco (09.12.2013 16:04:51)

- Нет, - Токко мотнул головой. - Не дожидается, - это была жестокая и страшная правда, хоть и прозвучала она просто и обыденно. Даже в тюрьме заплечных дел мастера не ждал никто.
Палачу, видевшему, как смутилась Консолетта, стало неловко самому. Может, зря он это? Не хотелось, чтобы девчонка подумала, будто он ее сластями заманивает.
К женщинам палач всегда относился почтительно и держался вежливо. Как-то, еще до того, как Токко угодил за решетку, решив досадить богатой вдове, дружки-подельники отрядили его, чтобы он умыкнул ее дочку. Думали, что урод будет счастлив девицу завалить и с ней позабавиться. Согласившись для виду, Токко в ту строну не пошел, вместо этого пил в кабаке. Когда дело открылось, его избили втроем. После все равно дело сделали, сами. А как ловкий парень стал вовсе ненужен, сдали легко, не задумываясь. Как кидают в Тибр чье-нибудь бездыханное тело.
Они вышли на широкую улицу, залитую осенним неярким светом. Небо над головами было светло-голубым. Белым росчерком вспорхнула стайка голубей. Токко задрал голову, провожая птиц взглядом.
- Я живу в той стороне, - махнул рукой себе за спину. Сам не знал, зачем сказал это. - Если идти до самого края.
Он снова одернул себя за то, что говорит и делает все невпопад.
- Куда проводить тебя? - сильнее неловкости оказалась боязнь, что девчонка на что-нибудь снова засмотрится и опять влипнет куда-нибудь. И какое ему было до того дело? То ли сказывалась привычка присматривать за вверенными ему подопечными. То ли так велела душа.

Отредактировано Tocco (09.12.2013 22:34:57)

Палач в ответ только кивнул, уяснив, куда идти надо. По пути к ним привязалась маленькая бродячая собачонка. Сходу облаяв, она стала крутиться у юбки Консолетты, да так и бежала следом, ворча и смешно тявкая, пока на другого прохожего не отвлеклась. На одном из окон сидел серый полосатый кот. Важный, словно патриций, он наблюдал за людьми свысока, лениво вылизывая лапу в белом "носке". Какая-то женщина в сером грубом платке стояла у порога, укачивая не свое, зареванное дитя. Полная грудь едва не вываливалась из шерстяного платья, надетого поверх рубашки. Кормилица пыталась поговорить с товаркой. Отпрыск голосил, обмочив пеленки, и успокаиваться не желал. Кое-где на деревьях были заметны одинокие, коричневые, скрученные листья, которые, не облетев, напоминали о былом цветении и недавнем еще золоте. И только вечно-зеленые верхушки кипарисов, выглядывали из-за высоких стен, за которыми были упрятаны сокровища чьих-то садов.
По дороге палачу и его спутнице попался одноногий нищий, и Токко был вынужден дать ему монету, чтобы не мешал. Впрочем, неловкому молчанию, которое затянулось между мнимым мясником и крестьянкой помешать было трудно.
- Благослови Вас Господь! - сказал калека и быстро поковылял прочь.
Перед тем, как взять монету, он отчего-то раздумывал, и Токко ненароком уже испугался, что узнали его. Однако, раскрытия обмана не случилось. Они продолжали петлять, держась рядом, и отчего-то палач теперь не чувствовал неловкости. Думал довести девицу туда, где проезжающие мимо крестьяне в дрогу своих берут.
- Ноги бить не будешь, может, кто подвезет, - проговорил он вслух, продолжая свои нехитрые размышления.

Отредактировано Tocco (10.12.2013 01:42:30)

Токко покачал головой, отказываясь от пряника. Не потому, что испытывал неловкость, а потому, что сладкого не хотел.
- Нет, - ответил он на вопрос девчонки. Одно дело раз, воспользовавшись нехитрым обманом, приглашение принять. Другое - злоупотреблять гостеприимством. А если откроется правда - обид потом не миновать. Как потом в глаза смотреть этим людям? Прослыть обманщиком, который использует других, нарушая запреты, палач не хотел.
- Прости меня, пожалуйста, - сказал он тихо. - Но до самого дома проводить тебя не смогу.
Правду мудрые люди говорят, если уж начал врать, то дальше приходится обманывать еще больше. А потом, как водится, запутаешься, и все полетит к чертям.
- Есть у меня еще дела, - отговорился Токко, понимая, что это объяснение при таком раскладе звучит не слишком-то вразумительно. Консолетта и ее отец были хорошими людьми, но лучше уж так, чем потом разочаровать еще больше. От этих мыслей Токко сделалось по-настоящему грустно. Он давно привык находиться в стороне. Уже не обращал внимания на то, что, завидев его, кое-кто переходит на другую сторону улицы, но сейчас от лишнего напоминания об отверженности, стало тяжело. Вероятно потому, что тихая и добрая Консолетта на самом деле ему очень нравилась.