Не так думала Консолетта встретить Рождество, да только, как известно, человек предполагает, а Господь располагает. Впрочем, стала бы понапрасну роптать, потому как у Токко ей жилось хорошо. Мясник делал всё, что только можно, чтобы развеселить свою помощницу по хозяйству. И девица старалась улыбаться так часто, как только могла.
На слухи, что поползли по округе, внимания не обращала - не до того было. Только вот, с чего её на рынке все сторонились, никак взять в толк не могла. Да и ладно! Никогда близко ни с кем не сходившаяся, она после гибели отца и братьев с сёстрами стала ещё стеснительнее. Теперь, кроме Токко, её никто разговорить не мог.
Окрик, послышавшийся за дверью, поначалу напугал Консолетту, за последнее время привыкшую, что мясник говорит не громко и спокойно. Да и потом, какой её Токко душегуб? Он честный человек, работящий. К таким с подобными словами обращаться ну никак нельзя. Выглянув в окно, девица с удивлением оглядела как распростёртого на носилках молодца, так и его товарищей.
- Чего вам? - осторожно спросила она, не спеша отворять дверь не пойми кому. - Здесь никаких душегубов отродясь не водилось, а вам, поди, к лекарю нужно.
Памятуя о законах гостеприимства и о том, что Христос завещал заботиться о попавших в беду ближних, особенно в такой большой праздник, Консолетта сомневалась, не предложить ли обождать в доме, пока кто пошустрее и правда побежит за врачом, да только уж больно не понравился ей грубый окрик. А ну как и правда лихие люди!

От всего происходящего Консолетта поначалу застыла, словно соляной столб. Будто кошмар какой привиделся. О том, что на порог к честному мяснику притащат раненого, ей даже в голову прийти не могло. Однако же, удивление удивлением, а привычка всегда быть на подхвате взяла своё. Услыхав распоряжение Токко, девица опрометью кинулась в дом, как и было велено, за чистой простынёй. Застелила ею стол, с которого и убирать ничего не пришлось, накрывать к ужину предстояло ещё не скоро. Потом побежала греть воду. И только лишь когда стояла на кухне у очага в ожидании, пока на поверхности котелка появятся первые пузырьки, задумалась о причине появления столь странных гостей.
В этот момент вспомнились и косые взгляды, что ловила Консолетта на рынке, стоило ей перебраться жить к Токко, и то, как чурались её прохожие, когда выспрашивала сюда дорогу. Уж не наврал ли ей мясник относительно своего ремесла? Только вот на разбойника с большой дороги он тоже не походил ни капли. Лихие люди, по мнению девицы, в приличных домах с палисадниками не жили. Будь Токко и правда душегубом, наверняка прятался бы в лесу, словно дикий зверь. Да и помогать не стал бы. Ни ей с покойным отцом, ни этому бедолаге.
Решив расспросить Токко обо всём позже (сейчас, с раненым в доме, ему было явно не до расспросов), Консолетта, подхватив тряпицей согревшуюся воду, поспешила обратно, где её уже дожидались.
- Вот, - негромко оповестила она, ставя котелок рядом со столом и отступая назад, к порогу, чтобы не мешаться. Но и уходить не спешила. Во-первых, мало ли, чем ещё помочь понадобится, а во-вторых, кто его знает... Может, сейчас из разговоров Токко с пришлыми станет понятно, к кому она в дом угодила.

От открывшегося зрелища девицу замутило, и пришлось бежать во двор, чтобы не замарать собственноручно оттёртые полы. Красневшая от лишнего любопытного взгляда, мужской наготы она не боялась, с таким-то количеством младших братьев, а вот подобных ран раньше видать не приходилось.
Кое как справившись с накатившей тошнотой, Консолетта поспешила вернуться в дом, на случай, если опять понадобится её помощь. Да так и замерла на пороге, с перепугу подумав, что Токко и правда душегуб, каких поискать. Иначе зачем ему в кровоточащей ране ковыряться, наверняка доставляя тем самым ещё большие страдания тому, кому, без сомнения, нужен был святой отец?
Удивление, охватившее крестьянскую дочку, было настолько велико, что шрамов и примочки она поначалу даже и не заметила. А заметив, особого внимания не обратила. Во-первых, давно догадывалась, потому как неземную красоту под платками скрывать не станут. Во-вторых, потому что не до того было.
- Может, за священником сбегать? - решилась подать голос Консолетта, всерьёз почитавшая, что иной помощи распростёртому на столе бедняге и не нужно.
При мысли о том, что на этом самом столе, за которым они с Токко обедали, наверняка перебывало не мало таких же бедолаг, девицу снова замутило. А ведь ещё наверняка придётся за ним же трапезничать...

От том, где будет спать сама, Консолетта даже не подумала. Лишь, кивнув, пошла, как было велено, перестилать постель.
Меняя простыни, девица опять закопалась, обдумывая только что увиденное и услышанное. Душегубом Токко не был точно. По всему выходило, что парню этому он помогал, а не на тот свет отправлял. Да и, вспоминая не менее растерянных, чем сама Консолетта, друзей этого Лино, даже и не верилось в принадлежность их к разбойничьей шайке. Но тогда отчего они не понесли раненого друга к простому лекарю?
Кое-как покончив с поручением, девица поспешила обратно, вспомнив, что Токко хотел от неё ещё какой-то помощи.
- Всё сделала, - доложилась она, опять обивая порог, будто сама здесь впервые оказалась, а не вела хозяйство вот уже неделю как. - Токко... А... а почему меня на рынке чураются?
Казалось, повисший в воздухе вопрос никак не был связан со всем, что сейчас происходило под этой крышей, однако же Консолетта подспудно чуяла, что связь тут имеется, причём самая что ни на есть прямая.

Под пристальным взглядом мясника, на поверку оказавшегося совсем не тем, за кого себя выдавал, Консолетта вздрогнула. Отступила на шаг, будто опасалась, что Токко сейчас потащит её на дыбу, и осенила себя крестным знамением.
Короткий ответ оказался исчерпывающим, разом объяснил все странности, что подмечала наблюдательная девчонка, да никак не могла найти им оправдания. Вот почему сторонились, вот почему не хотели указывать дорогу к этому дому, вот почему сегодня окликнули душегубом...
Впрочем, испугалась Консолетта практически по привычке. Всем же известно, что палач добрым человеком быть ну никак не может, вот и отпрянула. Однако же, настоящего страха, такого, когда поняла, что одна осталась, или хотя бы такого, когда незнакомые люди в дом ломиться начали, как ни странно, не было. Да и ложь была понятна. Признайся Токко тогда, посреди дороги, кто он есть, ни покойный отец, ни сама она ни в жизни бы помощи не приняли. Не вышло бы и дружбы между палачом и крестьянской дочкой, которая теперь, за столь короткий срок успев привязаться к лже-мяснику, и не мыслила, что теперь без него делать будет.
- Доверишь мне с ним посидеть? - только и сказала Консолетта, будто и не она мгновение назад к порогу отпрянула. - Или нужно будет что-то делать, что только ты знаешь?
Почему-то сейчас, глядя на то, как Токко старательно вычищает грязь из-под ногтей, Консолетте подумалось не про пытаемых в застенке бедолаг, а про того воришку, которого палач отпустил на ярмарке.

- Если б ты тогда не обманул, мне б сейчас пришлось приживалкой к сестре идти, - просто ответила Консолетта и, не мешкая, отправилась на кухню, за свежей водой. Как ни крути, им за этим столом ещё обедать, а потому следовало хорошенько всё прибрать, чтобы во время еды ничего не напоминало о кровавом деле. Впору было пугаться собственного равнодушия, да только не пойми откуда взявшаяся уверенность, что мясник, оказавшийся на деле палачом, человек добрый, никуда деваться не собиралась.
Вопросов, когда Консолетта принялась оттирать стол так тщательно, будто тот был весь измазан в крови, не убавилось. И все казались какими-то нелепыми, уж явно не подходящими для мирного обеда или ужина. Однако же, и молчать почему-то было неудобно. Словно, притихнув, девица тем самым винила Токко в его неприглядном ремесле.
- А почему они его сюда принесли? Если ты палач, а не лекарь? - обронив это, Консолетта вновь ненадолго отлучилась, на этот раз за едой. Правда, накрывая на стол, сомневалась, полезет ли кусок в горло. Всё казалось, что на столе вместо хлеба да похлёбки распростёрся истекающий кровью мужчина. Так и осталась стоять в нерешительности у накрытого стола.

- Ещё бы от тебя не шарахались, - беззлобно усмехнулась Консолетта, ещё раз подумав о том, что, не обмани их тогда Токко, сама бы стала от него на засов запираться. - Страшно же...
Аргумент, по мнению крестьянской дочери, был железным, но не отменял того простого факта, что сама она уже не боялась. Или, по крайней мере, боялась не так, чтобы пуститься бежать без оглядки. Присев на краешек скамейки, девица потянулась к краюхе хлеба, но, как и полагала, кусок в горло не лез.
- Так ты ж и не прокажённый, - пожала она плечами, вновь оглядывая впервые не прикрытое платком лицо. Изуродовано оно и правда было так, что впору ото всех прятаться. Только шрамы эти не шли ни в какое сравнение с жутким ремеслом Токко.
В голове у Консолетты кружился целый рой вопросов, задавать которые она, однако же, не спешила. Сомневалась, что палач, и раньше не баловавший её длинными разговорами, возьмётся отвечать. Да и потом, личное это. И дураку было понятно, что от хорошей жизни за такое ремесло не берутся. Потому и спрашивать, что толкнуло Токко на эту дорожку, не стала. Правда, совсем молчать сил не оказалось:
- Тот парень, на ярмарке... Он же и правда тогда у меня чуть кошелёк не украл, - будто невпопад проронила Консолетта, на этот раз пытаясь приняться за похлёбку. Если ей предстоит всю ночь просидеть у постели больного, силы понадобятся.

- Да кому я нужна, - попыталась отмахнуться Консолетта, вновь принимаясь за похлёбку. От угрозы убить любого по спине пробежал холодок. Всё-таки, как ни крути, а не зря про палачей всякие истории ходят. Не просто так их народ чурается. Впрочем, если по совести, то краска, вновь залившая лицо девицы, была не только от страха.
То, что Токко нравилось с ней говорить, несомненно льстило, тем более, что собеседником себя неграмотная крестьянка почитала неважным. А вот необходимость делить с палачом не только кров, но и постель откровенно пугала. И дело было даже не в шрамах, которых Консолетта совсем не боялась, и даже не в страшном ремесле. Как ни крути, а она девица. Одно дело - спать рядом с малолетними братьями и сёстрами, и совсем другое - с чужим взрослым мужчиной. Про неё, наверное, и так болтают всякий вздор. А уж как начнут злословить, когда раненый оклемается и станет на каждом углу рассказывать про рыжую девку, делившую постель с заплечных дел мастером, и вообразить страшно!
Но возразить Консолетта не посмела, испугавшись, как бы Токко не воспринял отказ на свой счёт. После всего того, что он сделал для простой крестьянской дочки, пусть уж лучше всякий вздор болтают, чем она такого человека обидит. Да и потом, может, она рано паниковать взялась. Может, болезный этот уже завтра на ноги встанет. Эту ночь Консолетта собиралась провести у постели раненого, а на следующую уже можно будет и у себя лечь, если Господь смилостивится.
- Угу, - коротко согласилась сразу и со всем девица после недолгого раздумья.