Наблюдая за дядюшкой, Рафаэле думал о том, что Бог не обделил Джироламо Риарио одним весьма сильным преимуществом – изворотливостью. Племянника тот принял, как подобает, любезно, однако конкретных разговоров всячески избегал. Джироламо старательно изображал, будто бы ничего и не было: много шутил, рассказывал последние римские сплетни и употреблял достаточно вина, чтобы поддерживать в себе и госте веселое настроение.
За любым действием следует противодействие, а потому кардинал Риарио решился на небольшую хитрость, которая заключалась в мнимом преувеличении хворей. Пару дней он не поднимался с постели, ссылаясь на рекомендации врача в связи с головокружением и слабостью, затем настала очередь жалоб на несварение желудка. И здесь Рафаэле почти не врал, ибо ему действительно требовалась особая диета. Завершали список напастей головные боли и бессонница, которые вовсе не были выдуманными и являлись привычными спутниками его преосвященства с тех пор, как он побывал во флорентийской тюрьме.
Помимо удовольствия от провокации в этом нехитром притворстве был еще один несомненный плюс: жена дядюшки, монна Катерина проявляла к Риарио много внимания и заботы, а поскольку кардиналу нравилось общество графини, то награда за старания была более чем достойной. И Джироламо, изображавший невозмутимость, нет-нет, да беспокоился о том, как бы с кардиналом чего не вышло, ибо это могло бросить на его имя еще более темную тень.
На охоту Рафаэле собирался тщательно. Проинструктировал слуг и наказал им глядеть в оба. Несмотря на грядущую майскую жару плечи кардинала покрывали собольи меха. Одетый в темное, Рафаэле выглядел бледнее обычного, и в утренних сумерках его глубокие карие глаза казались неестественно большими  и черными. Не чуждый забавы лицедейства он старательно изображал человека, героически борющегося с недугом.
-  Да, монна Катерина, - уверенно ответил кардинал на вопрос графини. – Нельзя охотиться, наблюдая из повозки, и ожидать Вашего возвращения в четырех стенах было бы невыносимо, - сказав это, он будто бы смущенно отвел взгляд и легонько, по-хозяйски, потрепал мальчишку слугу по темным вихрам.

Со всей напускной кротостью, которую порой весьма сложно было отличить от истинной, молодой кардинал отвечал, что не заслуживает таких тревог и искренне сожалеет о том, что стал причиной печалей дядюшкиной супруги. Под богатыми, темными одеждами, меж ребер, гулко стучало от волнения сердце, и чем сильнее билось оно, тем бледнее становился Рафаэле, прятавший взгляд. 
Не слишком проворно, но без демонстрации излишней немощи, Риарио забрался в седло. Упрятанной в перчатку ладонью огладил шею кобылицы. Поднял взгляд. Темные глаза кардинала встретились с ясным взором графини, и Рафаэле как будто бы тоже смутился. Смущение было не менее притворным, чем ухудшение здоровья. На губах промелькнула слабая, извиняющаяся улыбка.
Когда же в пути поравнялся с ним дядюшка, Рафаэле коротко ответил:
- Я Вам верю, мессер Джироламо, - в словах этих крылась двусмыслица, ведь оба прекрасно знали, что одному из них стоит верить так же, как Иуде. При этом роль наивного простачка для Рафаэле теперь была весьма кстати, и, что греха таить, кардинал исполнял ее не без удовольствия, наблюдая за короткой словесной перепалкой супругов.
- Разве могут ангелы-хранители докучать? – ответил он вопросом на вопрос монны Катерины и перевел взгляд на дядюшку, которого комплимент в миг побудил со скептическим смешком пришпорить коня.
Джироламо был чужд любезностей и комплиментов, поэтому в исполнении других они вызывали у него недовольство (если соперник был сильнее его) или насмешку (если упражняющийся в красноречии был слаб).  Племянника Джироламо считал человеком безвольным и слабым во всех смыслах, без исключения, а потому нисколько не опасался.

- Как среди Риарио и делла Ровере нет святых, - негромко и со сдержанной улыбкой ответил Рафаэле на остроту монны Катерины и легонько пришпорил Деметру, чтобы его кобылка не отставала от коня  графини.  «Подобное тянется к подобному» - добавил он мысленно. Пятнадцатилетняя супруга Джироламо Риарио в будущем могла стать как опасным врагом, так и полезным союзником, а потому молодой кардинал предпочитал заручиться поддержкой графини уже сейчас.
Часть пути они проделали в молчании. Монна Паолетта оказалась некстати, ибо мысли кардинала занимала его спутница, поэтому Рафаэле ограничился лишь формальным приветствием и, когда женщина поспешила удалиться прочь, не без иронии заметил, что как преданный слуга Господа не сможет оказать благородной донне в ее просьбе. Вызовет ли это недовольство монны Катерины?
Еще в ранней юности Риарио понял, что благочестием не обязательно обладать, достаточно убедительно изображать его. Несмотря на то, что вдова была хороша собой, нынче Рафаэле охотился на другую дичь. Сам, будучи молод, он тяготел к юности и, как выяснится потом, будет верен ей и впредь.
- Стыдно признаться, но я неумелый охотник, монна Катерина, - усмехнулся кардинал. – Поэтому позвольте держаться подле Вас, как ученик держится подле уважаемого учителя, - снова взглянув глаза в глаза, Риарио на сей раз улыбнулся светло и открыто. 
Тем временем по прибытии всех собравшихся, слуги принялись обустраивать охотничий лагерь. Охоту на фазанов, как и полагалось, намеревались начать после четырех часов дня. Когда остановились повозки, находившиеся в них дамы сбились в стайку, чтобы посплетничать.  Мужчины хвалились друг перед другом оружием и удалью. Кардинальские слуги обустроили для Рафаэле шатер, в котором он мог укрыться от жары и отдохнуть с дороги. Расположение было весьма удобным для того, чтобы беззастенчиво наблюдать за всеми остальными гостями.

Была это простая ирония или так проявлялось извечное женское соперничество, Рафаэле не знал. Он не стал спорить с графиней по поводу внимания монны Паолетты, промолчал до поры. В отличие от других Риарио никогда не хвалился любовными похождениями. Это выглядело бы глупо в исполнении того, кто избрал своей защитой напускную кротость.
Когда слуга принес весть от монны Катерины, Рафаэле охотно согласился и не заставил графиню долго ждать. Пока некоторые любители острот, поглядывая в сторону кардинальского шатра, довольно громко рассуждали о том, что есть священники, а есть мужчины, его преосвященство вышел из укрытия и направился туда, где ожидал его слуга, державший под уздцы  Деметру.
Риарио появился на означенной тропе неспешно, как и подобало человеку со слабым здоровьем. Тем не менее, цвет его лица заметно улучшился, и это давало надежду, что кардинал не свалится с лошади к стыду своему и ужасу дамы.
Внимание Катерины было вдвойне приятнее потому, что обществу остальных гостей и мужа она предпочла именно Рафаэле. Впрочем, он не мог бы поручиться в том, что молодая и хитроумная графиня Сфорца не использует его для того, чтобы лишний раз позлить Джироламо, демонстрируя простейший в исполнении пример своенравия и пренебрежения.
- Простите, что не могу спешить так, как спешил к Андромеде Персей, - сказал Рафаэле. Намек этот, указывавший на чудовище - докучливого супруга, был вполне прозрачен. – Но я готов совершить подвиг, если того потребуете Вы, Господь и обстоятельства, - и если расчет кардинала был верным, то такая шутка из уст страдающего телесной слабостью молодого человека должна была выглядеть как трогательное и не совсем умелое хвастовство, что несомненно насмешило бы монну Катерину, вызвав еще одно ироничное замечание.

- Вы можете рассчитывать на меня, - уже без лукавства ответил кардинал. Редко кто предлагал ему дружбу так искренне, как это сделала Катерина. Несмотря на все свое лукавство, еще по-юношески доверчивый, Риарио не мог ответить на слова графини Сфорца иначе. Немалую роль в этом сыграло вполне естественное влечение молодого мужчины к хорошенькой и умной женщине.
Пришпорив коня, Рафаэле ненамного вырвался вперед. Деметра была приятно покорной, и ненадолго можно было забыть о мнимой дурноте. Пряный аромат лесных трав кружил голову. Кардинал даже немного взбодрился и приосанился.
Все эти метаморфозы можно было списать на свежий воздух, кратковременный отдых в шатре и близость графини. Вскоре у небольшой поляны, скрытой от любопытных глаз деревьями, они остановились. Место было тихим и светлым. Спешившись, Рафаэле помог Катерине спуститься с коня и мягким жестом отвел ветви деревьев. Так, будто предлагал жене дядюшки взглянуть на райские кущи. Как бы графиня не иронизировала, но сейчас это место было ей под стать. В платье цвета молодой листвы, златовласая, хрупкая Катерина больше походила на волшебное существо, нежели на человека из плоти и крови.
Только потом, перешагнув границу поляны, глядя в ярко освещенное солнечным светом лицо молодой женщины, Рафаэле понял, что все еще держит ее за руку.

Отредактировано Raffaele Riario (08.01.2012 18:49:19)

Рафаэле не стал возражать. Монна Катерина искренне заботилась о здоровье гостя, и у Риарио не было повода упорствовать, да и выдавать себя не хотелось. Избавившись от плаща, кардинал аккуратно расстелил его под дубом, чтобы жена дядюшки не марала подол платья соком молодой травы. Скромно устроившись рядом, Рафаэле ответил, что напротив был рад избавлению от насмешек, ибо пить с остальными он не имел ни сил, ни желания, похвастаться кардиналу было в самом деле нечем, а слабость давала лишь повод для ловких и не очень шуток, слушать которые он не хотел. Когда же графиня сообщила о том, что видела его во сне, молодой человек заметно оживился.
- Неужели? – на лице показалось неподдельное удивление, ибо известно, что снится тот, о ком часто думают.
Сны самого Рафаэле были малоприятными. Из ночи в ночь его преследовало бледное как мел лицо мертвого красавца Джулиано. Иногда тот, лежа на каменном полу, поворачивал голову в его сторону и, широко раскрытыми глазами, глядел прямо на Риарио. Объятый ужасом, во сне, кардинал не мог пошевелиться. Глаза младшего Медичи были темными, большими и нездешними.
Вспомнив, Риарио невольно вздрогнул и обратил взгляд на тонкие, белые пальцы монны Катерины, молясь о том, чтобы она приняла за смущение его невольный страх.

- Это хороший сон, - негромко отозвался Рафаэле и замер, когда графиня сначала возложила ему на голову венок из луговых цветов, а потом едва не коснулась лица. Обычно бледный, худощавый Риарио неожиданно вспыхнул, как маков цвет. Благо, в этот момент супруга дядюшки обернулась, потом и вовсе покинула его, оставив наедине с собственным волнением и желанием, которое никуда не делось и стало только сильнее.
Именно поэтому на вопрос Катерины кардинал ответил невнятным вздохом. Длинные пальцы вовремя перехватили венок, чтобы он не свалился с головы. Рафаэле чувствовал себя крайне неловко. Наверное, это было Божье наказание за смех над молодой вдовой.
Впрочем, внутреннее чутье подсказывало ему, что, окажись он наедине с той женщиной, не испытывал бы никакой неловкости, ибо то была бы привычная его преосвященству игра в кошки мышки.
Поспешно поднявшись, кардинал обратил внимание на источник звука и без труда узнал дядюшку и его спутницу. В следующий же момент Рафаэле вместо ангела увидел перед собой разъяренную фурию. То ли поддавшись отчаянному порыву, то ли намереваясь успокоить, не думая о том, как это может быть истолковано потом,  Рафаэле опустился на траву рядом, удержав руку графини за запястье.
- Тише, - лицо его оказалось близко. – Тише, не надо.
Сердце, казалось, подпрыгнуло к горлу. Над ними в цветущих ветвях пели птицы, и это пение казалось кардиналу ангельской насмешкой. Сам не ведая что творит, Рафаэле коснулся губами щеки молодой женщины. Соскользнув с головы, майский благоуханный венок упал в траву.

Это была самая искренняя и самая пылкая исповедь, которую Рафаэле довелось слышать. Совершенно естественным казалось обнять молодую женщину за плечи в тот миг, когда она приблизилась, хотя Катерина не требовала утешения. Поцелуй был коротким, но пылким, кардиналу мучительно хотелось продолжения. И если бы он не узнал доселе дядюшкину жену, то решил, что графиня ведет жестокую расчетливую игру, пытаясь руководить его желаниями.
Однако сейчас эта женщина была как никогда бесхитростна. Тяжело вздохнув, не столько от сочувствия, сколько от желания, мучившего его, Рафаэле тихо и медленно произнес:
- Люди несовершенны, монна Катерина, и порой не ведают что творят. Даже, когда уверены, что все предусмотрели. Я знаю, что Вам причиняет боль его пренебрежение, но кроме молитвы богоугодных средств нет.
Яд, кинжал, прочие средства мести к богоугодным не относились. К тому же, Риарио не хотел прослыть подстрекателем, несмотря на всю неприязнь к Джироламо. В голову пришла мысль о том, что сказал бы дядюшка, увидев их с Катериной? Вздохнув, Рафаэле снова посмотрел на графиню, пытаясь удержать ее взгляд.
- Будем надеяться, что никто кроме нас их не увидит. Не стоит портить такую чудесную прогулку.
О, скольких сил стоили кардиналу эти, казалось бы, простые слова!

Отредактировано Raffaele Riario (31.01.2012 15:36:34)