За неделю, что в доме гостил вынужденный постоялец, Консолетта привыкла делить постель с Токко и, когда пришло время возвращаться к себе, даже удивилась. До переезда к палачу она об отдельной комнате и мечтать не могла, и теперь изо всех сил уверяла себя, что так и не привыкла, когда столько места - ей одной. Только вот подспудно понимала, что не столько боится одна в комнате засыпать, сколько тоскует по немногословным беседам о всяких пустяках, что вели они с Токко по разные стороны доски.
К середине января жизнь палача и его помощницы по хозяйству, кажется, вошла в обыденную колею. Теперь, зная о его ремесле всю правду, Консолетта больше не удивлялась косым взглядам. Как ни странно, это принесло известное облегчение, ведь теперь она точно знала, что её сторонятся не потому, что что-то постыдное сделала, а потому, что в одном доме с палачом живёт. Только усерднее стала молиться, чтобы Господь отпустил не только её вольные и невольные прегрешения, но и простил Токко загубленные души. В том, что невинные люди к палачу на плаху не попадали, Консолетта нисколько не сомневалась.
Единственное, что беспокоило девицу, так это периодические отлучки палача ближе к вечеру. Когда требовалось пойти к больному, то за Токко обязательно присылали, а тут он сам, по собственному почину уходил куда-то и возвращался лишь через несколько часов, а то и под утро. Да и одевался он при этом гораздо наряднее, будто на праздник. В таком виде по калекам и застенкам ходить не станешь.
И хоть Консолетта и понимала, что дурная слава палача идёт впереди него, а следовательно, и тронуть его никто не посмеет, но всё равно волновалась, как бы не случилось какой беды.
- Токко, ты куда? - решилась она всё-таки спросить напрямую, когда заметила, что тот снова засобирался из дому на ночь глядя.

Отредактировано Consoletta Orfanelli (15.12.2013 01:00:51)

От ответа столь честного, что впору краснеть, Консолетта поначалу даже опешила. Признаться, такого она ну никак не ожидала. Хотя, если подумать, то ничего странного в этом и не было. Токко был холост, а всем  известно, что в одиночестве мужчина чахнет, только вот...
Будь девица знатной, наверняка обиделась бы, что при ней не совестно в таком признаваться. Но на собственное счастье, была она простой крестьянской дочерью, только вот отчего-то стало неприятно, будто Токко ей что-то обещал, а потом не выполнил.
Глупость несусветная! Сама виновата, нечего спрашивать было. Недаром палач так неохотно отвечал на расспросы и всё чаще предпочитал держать язык за зубами. И какое её дело, где он там ходит ночами! Да её беспокойство ему, что пыль на ветру. Что может случиться на римских улицах с тем, кого и без топора все боятся!
Раскрасневшись то ли от злости на саму себя за глупый вопрос, то ли на Токко, за то, что не придумал ничего соврать в ответ, Консолетта только и смогла выдавить из себя:
- А. Кхм... Ну... ладно.
И поспешила к выходу из дома, бормоча что-то про забытое с самого утра бельё.

Отредактировано Consoletta Orfanelli (15.12.2013 17:27:48)

Хороший вопрос... Да если бы она могла на него ответить! Если попытаться рассуждать здраво, то ничего из ряда вон не произошло. К тому же, Консолетта, хоть режь, не могла сказать, отчего именно стало обидно. И на кого она злится сейчас больше: на себя, за то, что спросила, или на Токко, за то, что ответил честно. Да к тому же, она никак не ожидала, что палач станет её удерживать.
- Какое там... - пробурчала девица под нос, украдкой стирая непонятно как оказавшиеся в уголках глаз слёзы. - Я это... лук резала, - тут же пояснила она, понимая, что в такой близи скрыть их от Токко не получится.
Крестьянская дочка и понятия не имела, что чувство, снедавшее её сейчас, звалось ревностью. Да даже если бы и знала, не поверила бы сама себе. Кто она такая, чтобы ревновать? Кто такой ей Токко, чтобы плакать, когда он собирается в весёлый дом? От всех этих вопросов без ответа голова шла кругом.
- Иди куда шёл, - словно обиженный ребёнок, огрызнулась Консолетта, но руки отнимать не стала. - Тебя там ждут поди... Вон какой красивый...
Раньше никогда не задававшаяся вопросом, кто они друг другу, и красневшая лишь от мысли заночевать в одной комнате, теперь девица поймала себя на том, что не хочет быть просто помощницей по хозяйству.

Столько вопросов - и по-прежнему ни одного ответа. По мнению Консолетты, прогнать Токко она бы не смогла, даже если бы вдруг этого захотела. Дом-то ведь его. А потому, осознав только что услышанное, воззрилась на палача снизу вверх. От удивления от слёз не осталось и следа.
Не проще было ответить и на второй вопрос. Если бы остался? Да было бы всё, как всегда: посидели бы почти в полной тишине да пошли спать, каждый в свою комнату. Чего впустую свечи жечь? Завтра обоим вставать с петухами.
- Нет, наоборот... - всё-таки ответила Консолетта сперва на тот вопрос, в котором хотя бы не сомневалась. И снова потупилась. Ну вот как было объяснить, что всякий раз, как Токко уходил на целую ночь, у неё сердце не на месте было до самого утра! - Если бы остался?
Однако же, сколько это ни повторяй, понятнее собственные чувства не становились. О том, что палач предлагал ей заменить ту, к кому он спешил, у Консолетты и мысли не было. Слишком наивна была сама, да и в порядочности Токко сомневаться не приходилось.
- Я тесто для хлеба подходить поставила... - невпопад ляпнула она, будто предлагала вместо похода в весёлый дом приняться за выпечку.

Токко ушёл, а Консолетта так и осталась в дверях глазами хлопать. Зачем спрашивал, раз всё равно уходить надумал? Ворох сбивчивых мыслей и не думал укладываться в пошедшей кругом голове. Обидно было до слёз. И от того, что для неё палач никогда так не наряжался, как для распутных девиц.  И от того, что так и не остался. И от вопросов, что назадавал, когда она и сказать-то ничего не могла.
- Ну и пожалуйста, - прошипела Консолетта сквозь слёзы и отправилась в другую сторону - хлеб в печь ставить.
Ночью, как и следовало ожидать, девица и глаз не сомкнула. Всё пыталась представить Токко в объятиях тех, к кому он пошёл. А представив, принималась утирать мгновенно набегавшие на глаза слёзы. Не давала уснуть и мысль о том, как вести себя с Токко после случившегося. Вернее всего было сделать вид, что ничего и не было. Или даже прощения попросить, ведь полезла не в своё дело. Но уж больно задело Консолетту то, с какой лёгкостью покинул палач свой дом.
А потому, когда Токко под утро переступил порог, его ждал свежеиспечёный каравай на столе да хмурая, словно туча, девица, надраивавшая пол с таким усердием, будто ожидала Бог весть каких гостей.

Оторвав от выскобленных половиц сосредоточенный взгляд, Консолетта воззрилась на палача. Ирония,явно проскальзывавшая в его тоне, не способствовала хорошему настроению, равно как и бессонная ночь. И только понимание, что никаких прав у неё на недовольство нет, помешало девице кинуть в ответ какую-нибудь грубость.
Решив и вовсе ничего не говорить, Консолетта принялась тереть пол с ещё большим остервенением, будто хотела протереть дыру до самого пекла, но повисшее молчание давило, словно каменная плита, а потому через какое-то время, отложив в сторону щётку и усевшись на колени, проронила с какой-то странной смесью обречённости и укора:
- Знаешь же, что жду... Так чего порог обиваешь?
А перед глазами, словно бесовское наваждение, снова предстали прелестницы из весёлого дома. И Токко в красивом наряде среди них.

- Подоспел, - ответила Консолетта, не отрывая глаз от Токко. Следила за малейшем движением, будто в том, как он отряхивает измаранный в муке рукав или усаживается за стол, было больше смысла и значения, чем во всех словах, которыми они успели обменяться ещё со вчерашнего вечера.
Вопрос про пол девица решила оставить без ответа. Не говорить же в самом деле правду, что от тревоги и раздражения глаз всё равно бы не сомкнула, а, когда руки делом заняты, и о горестях меньше думается.
К величайшему удивлению самой Консолетты, наряд Токко вновь вызвал чуть ли не раздражение. "Вон как для этих бесовок разоделся", - подумала она, почему-то не сомневаясь, что, увидь его девки из весёлого дома в простой одежде да без маски - мигом бы разбежались.
- Коли боишься запачкаться, шёл бы переодеться, - с ухмылкой кинула она, вновь возвращаясь к уже сиявшему чистотой полу. - От меня за дорогой одеждой и маской прятаться не нужно.
От обиды в глазах снова защипало. Правильно покойница бабка дурой называла! Ей всего-то кулёк пряников подарили да приютили, а она уж Бог весть что вообразила и сопли распускает.
- Я тебе там платье чистое достала, - всхлипнув, добавила Консолетта. Даже обидевшись, прекратить заботиться о том, кто однажды позаботился о тебе, оказалось сложно.

Правильно говорят, что клин клином вышибают. От обиды не осталось и следа, стоило только Токко вспылить, да так, что впору самой из дома бежать без оглядки. Что так разобидело палача, Консолетта в толк взять не могла, но, когда тяжёлый стул разлетелся в щепки, испугалась так, что готова была просить прощения за что угодно, да не успела - взбешённый Токко выскочил из дома стремглав, только его и видели.
Убирать беспорядок девица принялась поначалу по привычке, будто всё так и было, а палач и вовсе ещё не вернулся с ночной гулянки. Немного успокоившись и отойдя от шока, Консолетта рассудила, что никуда он из собственного дома не денется. Рано или поздно вернётся, тогда они и поговорят по-человечески. Что именно собиралась она сказать, девица пока даже не представляла, но отчего-то была уверена, что нужные слова обязательно найдутся, стоит палачу только переступить порог собственного дома.
Позже, когда все осколки и щепки были убраны, и ничто более не напоминало о недавней вспышке ярости, Консолетту вновь охватило беспокойство совсем иного толка: а ну как Токко чего накуролесит? О злобе и силе своего друга она уже имела некое представление, а потому вновь не находила себе места и каждые пять минут выбегала во двор - поглядеть, не идёт ли Токко.

Завидев приближающегося к дому Токко, живого и невредимого, Консолетта сразу позабыла обо всех тревогах и обидах. Да и что могло сравниться по значению с тем, что дорогой человек не попал в беду? Каких только ужасов не навоображала она себе, пока вновь прибиралась в доме да бегала впустую за порог, выглядывая Токко, который всё не шёл и не шёл!
Короткое извинение так и не было услышано, потому что Консолетта, которая при виде палача будто расцвела, кинулась к нему на шею, не совсем отдавая себе отчёт в том, что делает. Оплела руками, будто виноградная лоза - не отдерёшь, и поначалу даже слова выдавить из себя не могла, так боялась разрыдаться и спровоцировать новую вспышку гнева. Лишь немного отдышавшись и осознав, что Токко никуда деваться, кажется, не собирается, отпустила, опустила голову и отстранилась. Краска заливала лицо, а нужных слов на ум всё не приходило, хоть тресни.
- Не сердись на меня, - наконец попросила она, отчаянно смущаясь, почти как тогда, в первую их встречу посреди дороге.