Появление на пороге Анны оказалось для Консолетты полнейшей неожиданностью. По правде говоря, она и не думала, что доведётся когда-либо увидеться со старшей сестрой, и почитала ту их давнишнюю встречу, когда рассказала, за кого собралась замуж, последней. Злобы на Анну не было: и то правда, кому придётся по вкусу ходить в родственниках у палача? И тем удивительнее было сейчас лицезреть сестрицу. Бледная, растрёпанная, она, казалось, растеряла всю красоту, коей славилась, не в пример младшей, сейчас удивлённой и испуганной. Гнать последнюю оставшуюся в живых родню прочь жена палача и не думала.
Вскоре стала понятная и причина столь странного и неожиданного визита, и удивляться больше было нечему. Правду говорил муж, подумала Консолетта, что в их дом гостей может привести лишь острая нужда. Не стала исключением и бедная Анна, чей супруг угодил под ложное обвинение в краже коровы, которой отродясь не видывал. Теперь несчастному грозила верёвка, и кто как не зять-палач оставался единственным, способным спасти оболганного крестьянина от столь печальной участи?
Просьба сестры Консолетте странной не показалась. Согласившись с тем, что Токко и правда был последней надеждой опавшего в передрягу мужчины, она, накинув платок, поспешила к тюрьме, переговорить с мужем. Однако же там Токко не оказалось. Привратник сказал, что заплечных дел мастер сейчас на площади. Уточнять, чем он там занимался, нужды не было, равно как и указывать Консолетте дорогу. И в другой раз ни за что бы не рискнувшая сунуться туда во время исполнения приговора, женщина поспешила изо всех сил, испугавшись, как бы не Марко там вешали.
Как и следовало ожидать, народу на площади было не протолкнуться. Привыкшая к ярмарочной суете, в этот раз Консолетта не на шутку струхнула, потому как собравшийся тут народ ни капли не походил на тех, кто глазел на жонглёров. Не было ни довольных ухмылок, ни хмельных шуток. Все будто сами боялись оказаться на месте того, кого пока было не разглядеть за спинами собравшихся, только расходиться отчего-то не желали.
О том, что палач женат, знали лишь ближайшие соседи. Остальным же горожанам до его личной жизни не было никакого дела, а потому Консолетте ничего не стоило пробраться сквозь толпу в самый первый ряд, чтобы воочию увидеть, чем же зарабатывает на жизнь её супруг.

Глядючи на всё происходящее, Консолетта словно окаменела. Казалось, всё на площади затихло, слышна была только ругань приговорённой, которую, поди, в самом аду слышно было. То, что замолкать толпа и не думала, и кругом шло жаркое обсуждение привязанной к столбу сводни, супруга палача поняла лишь через какое-то время.
- Так ей и надо, потаскухе... Перевешать бы их всех, чтоб добрых христиан не совращали! - послышалось одобрительное ворчание одного из зрителей.
- Ладно тебе, Фабио! - отозвался его приятель, явно испытывавшей к Паньотте некое сочувствие. - Сам же сколько раз к её услугам прибегал. Да тут каждый второй не без греха, что ж теперь, всех в петлю?
- Ага, скажешь тоже! Давайте теперь шлюх прощать, что ли? - сразу же возразила стоявшая неподалёку средних лет женщина, прижимавшая к впалой груди корзинку с яблоками. И добавила, кивком указывая на растерянную Консолетту: - Вот девица посмотрит, что за блуд бывает, и поостережётся сама рога мужу наставлять. Всё польза...
А та и правда смотрела. Смотрела, не отрываясь, будто боялась пропустить малейшее движение милого супруга. И хоть и давно знала, чем тот на жизнь зарабатывает, до сего дня почему-то и представить не могла, что Токко, в чьих объятиях было так сладко, возьмётся мучить не закоренелого злодея, по которому давно плачет верёвка, а хоть и распутную, но слабую и беззащитную женщину. А после первого удара бича и  последовавшего за ним вскрика Консолетте и вовсе показалась, что земля уходит из-под ног.
- Шла б ты, девонька, домой, - с сомнением глянув на перепуганную до дрожи жену палача, посоветовал сочувствовавший Паньотте мужчина. - Нечего тебе здесь глазеть, только попусту напугаешься.

Всего этого Консолетта уже не видала. Словно очнувшись от совета незнакомца, она кинулась прочь, не разбирая дороги. Бежала так быстро, будто за ней гнались все демоны ада. Впрочем, отдышавшись, поняла, что ноги сами несли её, куда нужно - опомнилась палачова жена лишь на пороге собственного дома, тихого, уютного, по внешнему виду которого никто бы не сказал, что за люди живут под этой крышей.
Боязливо оглянувшись по сторонам, будто совершала что-то постыдное, Консолетта переступила порог и только тогда, увидев старшую сестру, шагавшую по комнате взад-вперёд, вспомнила, с чего вдруг вообще отправлялась на поиски супруга. Лишь взглянув на Анну, Консолетта сразу же опустила ресницы, почувствовав жгучий стыд. Испугавшись ремесла Токко, она напрочь забыла о томившемся в заключении Марко, а ведь он и её родня тоже.
- Прости, милая, муж... занят был. -  Уточнять, чем именно, надобности не было, да и по бледности и смятению Консолетты было всё яснее, чем на исповеди.
- Что, увидела, за кого замуж выскочила? - догадалась Анна, кривя рот в болезненной ухмылке. Как ни страшно было за участь мужа собственного, а простить сестре такой поступок она не сумела. - Терпи теперь душегуба своего, пока Господь вас обоих терпит. А я завтра о новостях справлюсь. - Остаться на ночь у палача Анна отказалась наотрез.
Закрыв за сестрой калитку, Консолетта вернулась в дом и, как бы ни было ей страшно и больно, принялась за повседневные дела. Скоро муж вернётся, а у неё ни ужина нет, ни в доме не прибрано. Правда, в этот раз женщина вряд ли задумывалась над тем, что делает, а перед глазами так и стояли то белая спина сводни, рассечённая мужниным кнутом, то полный презрения и страха взгляд родной сестры. Однако же, страх рукам не помеха, и к возвращению Токко и оказался был накрыт, и пол выметен. Только вот молодая супруга была бледнее обычного.

Если б не была Консолетта уверена в том, что муж её и не догадывается, где она сегодня была и что видела, наверняка бы подумала, что тот издевается. Или что снова довелось грезить наяву, потому как не мог терзавший тогда на площади бедную женщину изувер и обнимавший сейчас заботливый супруг быть одним и тем же человеком. И всё же, так оно и было.
Да и чему дивиться? Когда перед алтарём клятвы давала, она же всё про его ремесло знала, как и то, что на самом деле муж её - человек добрый и терзает лишь тех, кто того заслуживает. Только вот как быть в таком случае с Марко? Да и разве можно нагрешить так тяжко, чтобы заслужить виденное сегодня изуверство? Не имея возможности посчитать виноватой ни себя, ни мужа, Консолетта совсем расстроилась, а от заботливых расспросов чуть не разрыдалась. Только вот врать не умела, а потому даже и пытаться не стала.
Сев за стол напротив супруга, она и не подумала притронуться к пище - после всего случившегося кусок в горло не лез. Помолчала, собираясь с мыслями и силами.
- Ты её сегодня до смерти забил, да? - спросила совсем тихо, не подымая глаз. И зачем-то пояснила, будто оправдываясь: - Я почти сразу с площади домой побежала...

Вполне логичный вопрос супруга поставил Консолетту в тупик. Если пускаться в объяснения, то и недели не хватит, а надо сказать и про Анну, и про Марко, и про то, как побежала сначала в тюрьму, только там палача не оказалось, потому и пришлось отправляться на площадь, а там такое...
- Я... - начать связный рассказ почему-то никак не получалось, будто кто горло сдавил, а в голову всё лезли непрошенные мысли. Отчего-то вспомнилось, как Токко делал ей предложение. Точнее, это она ему предложила венчаться, раз уж их обоих друг к другу потянуло, но было-то это после того, как любимый супруг вернулся от другой женщины, такой, как эта несчастная Паньотта, которую он сегодня мучил как раз за те грехи, что и сам совершал, пока не обзавёлся законной женой. И, наверное, тут бы и пришло осуждение, если б не разговоры, что велись на площади. Тогда смотревшая на чужие лица, как сквозь туман, теперь Консолетта отчего-то отчётливо вспомнила и злорадство тётки с яблоками, и хмурое одобрение того, кто желал всех шлюх перевешать. Даже посоветовавший испуганной девице убираться прочь паренёк, и тот, хоть и не радовался постигшей сводню беде, но всё так же полагал подобное наказание справедливым. И никто, ни одна душа, не назвала тогда её супруга душегубом и извергом, словами, на которые они почему-то были столь щедры лишь тогда, когда Токко никого не пытал и не мучил. Так ей ли осуждать?
- Я тебя искала. Привратник в тюрьме сказал, что ты на площади, - ответила она наконец, будто и правда каялась в страшном проступке. А потом, испугавшись, как бы муж не подумал, что теперь стал не мил, вскочила с мета и прижалась к Токко как можно крепче, будто тот, кто, сам того не ведая, напугал пуще смерти, теперь должен был от этого же страха и спасти.

Поняв, что рассказывать всё придётся прямо сейчас, Консолетта ещё раз вздохнула, собираясь с мыслями. Будь её воля, она б с куда большим удовольствием убрала со стола, а потом пошла в спальню, где, прижавшись к милому супругу, проспала бы до самого утра. А там, глядишь, и проблема сама собой бы разрешилась. Однако же мысли о пробуждении заставили вспомнить и об Анне, которая завтра непременно явится за новостями. А значит, рассказать всё мужу придётся без задержек.
- Ко мне сестра приходила, - начала она, подымая на Токко глаза. Вопреки остальным, смотреть палачу прямо в лицо Консолетта не боялась, даже наоборот. Казалось, спокойный взгляд супруга, в котором не было ни капли осуждения, придавал сил. - Марко, муж её, в тюрьму угодил. Вроде, за кражу коровы, только он же не крал её, он честный, это все в деревне знают. Вот я и побежала тебя искать, а тебя не было... - Осознав, что рассказ пошёл по кругу, Консолетта примолкла, полагая, что теперь-то супругу всё станет понятно, и выход из сложившейся ситуации он найдёт в считанные мгновения. Только вот воспоминания о чуть ли не брезгливом страхе родной сестры вкупе с увиденным и услышанным на площади всё никак не давали покоя.

- Нет, не навестить. Тебя за него попросить хотела, - просто ответила Консолетта, вновь поднимая на мужа полные удивления глаза. Как ни странно, о возможности увидеться или же поговорить с Марко она даже не подумала, почему-то посчитав собственного мужа чуть ли не вершителем правосудия во всём городе. А уж как увидела то, что на площади творилось, и вовсе забыла о несчастном родственнике.
Последующие же вопросы заставили супругу густо покраснеть, в очередной раз напомнив о собственной рассеянности, граничащей порой с настоящей бестолковостью. В чём и пришлось незамедлительно покаяться:
- Я подробностей не знаю. Анна вся в слезах тут стояла, я сразу шаль схватила и к тебе побежала, расспрашивать и не подумала. - Вспомнив также о том, что и к сестре она вернулась не солоно хлебавши, раздосадовалась на себя пуще прежнего.
- Она завтра вернётся, так я разузнаю, - то ли спрашивая разрешения, то ли оправдываясь, обещала она и, поднявшись, принялась наконец убирать со стола. А потом вдруг застыла с глиняной плошкой на весу и спросила прямо: - Арриго, почему они, когда ты им помогаешь, шарахаются, будто ты сам чёрт, а там, на площади, никто и слова дурного про тебя не сказал?

Ответ мужа заставил Консолетту задуматься, да так крепко, что та ещё не скоро вспомнила, зачем взяла в руки плошку. А вспомнив, вновь принялась суетиться, будто куда опаздывала. Отец-покойник всегда её за эту рассеянность бранил, без злобы, правда, только всё равно стыдно становилось. Токко же будто не замечал этой черты своей жены. Услышанное, вопреки ожиданиям, породило больше вопросов, чем ответов, заставив задуматься о том, до чего раньше дела не было, даром что вот уже несколько месяцев жила бок о бок с палачом.
- Спасибо, - поблагодарила Консолетта за обещание уладить дело Марко и в который раз задумалась над тем, что почитавшийся всей округой изувером чужак на поверку делал куда больше добра, чем многие из родни, теперь смотревшие на неё с нескрываемым презрением.
Когда со стола наконец было убрано, в голову полезли мысли совсем уж дикие. Как ни старалась, Консолетта никак не могла позабыть истошного вопля Паньотты, после которого бросилась прочь с площади. А ещё отчего-то вспомнилось, как муж сам ходил к вот таким вот, как та сводня. Интересно, много ли спин он разорвал бичом после того, как... Но спросить об этом жена палача не решилась бы ни за что на свете, представляя, сколько боли такой вопрос доставил бы её милому. Она и вовсе старалась про прошлую жизнь Арриго не выспрашивать, чтобы лишние раны не бередить. И дураку ясно, что от хорошей жизни за палачество не берутся.
- Поздно уже. Пошли спать, - попросила Консолетта, надеясь, что в нежных объятиях забудутся и осуждающий взгляд сестры, и крики несчастной сводни.

Отредактировано Consoletta Orfanelli (06.01.2014 19:03:55)