- Да ай!- воскликнула Эмануэла, освобождаясь от хватки пальцев брата.- Ты оставишь мне синяки...
Разговоры, подобные этому, девушке надоели пуще дурной погоды. Невозможно было слышать, как ежедневно Джакомо, склонившись, зудит у нее над ухом о том, что де она невозможно перебирает лучшими людьми, которые к ней сватаются. "Высокая, высокая честь!"- восклицал молодой священник, воздевая персты к потолку, и наставительно читал сестре лекции о послушании и смирении.
Эмануэла сначала попросту молчала, потом терпела, но, видно, чаша терпения переполнилась, и не нашлось ни места, чтобы опростать эту, ни новой чаши- на замену.
- Джакомо,- обычно кроткая и милая, Леле вдруг научилась превращаться в фурию, как по мановению руки. Видимо, душеспасительные разговоры ее совсем допекли.- Джакомо,- повторила она, глядя на брата чуть исподлобья.- Не стоит тебе вообще упоминать про Алесио Джильди. Не пойду за него, хоть в ковре меня ему принеси. Убегу и утоплюсь, так и знай! Ты бы глаза разул: он толстый, он некрасивый, пьет как лошадь и зубы у него кривые! В подарках что толку, если сам не пригож?
Леле постепенно распалялась все больше и больше, однако голоса еще не повышала. Джакомо она решила взять в оборот- лишь бы отстал.
- Мы с ним мужем и женой станем, так я умру в первую же ночь! Не от горя, от удушья!- девица чуть изогнув назад стан, сделала руками жест, будто что-то опускается на нее. Закатила глаза.- Нееет-нет! Пусть ищет себе невесту под стать! А ты, коли такой радеющий за добрый брак, ищи мне другого жениха!
Эмануэла лихо развернулась на каблучках- только косы в воздухе взметнулись да юбки.

Эмануэла, услышав слова брата, едва не задохнулась. От возмущения ее носик покраснел.
Подобрав юбки, она повернулась к мужчине, в котором еще до недавнего времени видела только защиту и опору. Впившись горящим взглядом в слабую улыбку братца, Леле прошептала:
- Так вот ты как?.. Вот как?!- голос ее с каждым словом креп.- Да ты на что меня толкаешь?! Сводник!!- взвизгнула девица, зажмурившись и топнув ножкой.-  Мало того, что мужа сватаешь при состоянии, но не в состоянии, так еще и на супружескую неверность намекаешь?! Да слышала бы тебя сейчас бабка, она бы тебя мигом за волосы оттаскала бы, не посмотрела б ни на сан, ни на возраст! Тонзурку тебе бы порасширила и вдоль и поперек! Постыдился бы: не успел свадьбу справить, а уж вдовью долю сулишь! Никакого в тебе участия нет, аспид в рясе!- пунцовый девичий рот превратился вдруг в рог изобилия, откуда низвергались на бедного священника самые невиданные сравнения.
Если б только Леле имела колдовскую силу, Джакомо Ингирами претерпел бы сейчас массу удивительных метаморфоз.
- Не нужен мне Ланцелот, и Галахад не нужен! Назло тебе выйду за простого! Так хоть красивого себе найду и по любви! И счастлива буду всю жизнь! И дети у меня будут красивые и здоровые, и когда они вырастут, а ты будешь дряхлым, я им накажу водички тебе не приносить!- Леле перевела дыхание, облизнула губки. Потом сощурилась дерзко и продолжила.- А что это ты привязался к Алесио? Если он тебе люб, сам за него замуж иди!

- Да лучше в монастырь, навечно, чем быть твоей разменной монетой!- разъяренной кошкой шипела дочь лавочника.- Оказывается, ты только с виду слуга божий, а на самом деле прожженый торгаш! Что тебе Джильди обещал за меня, а?- Эмануэла ловко подскочила к брату вплотную.- Почему ты так упрямо хочешь этой свадьбы?
Леле чувствовала, что над нею собирается разразиться буря. Джакомо и правда мог выполнить обещание и отправить ее в монастырь. Подобной ссылки она не боялась, но ее пугала перспектива быть выданной замуж насильно. У девушки не было особенных возможностей, чтобы этому противостоять. Из монастыря ее могли отправить прямо под венец с противным ей человеком. Оглядываясь затравленным зверьком, Эмануэла поняла, что у нее мало выходов. Или найти себе мужа самостоятельно-и раньше, чем братец расстарается, что само по себе сложновато. Это будет все равно, что выйти из дома и уйти с первым встречным. Или же попросту порвать всяческие отношения с семьей- и опять таки уйти.
А идти было некуда.
К брату, некогда столь любимому, сейчас она не чувствовала ничего, кроме презрения и обиды. Если бы он ее любил по-настоящему, как дядечка или матушка любят, никогда бы ей не пожелал такой судьбы. Да видно, годы изменили Джакомо до неузнаваемости.

Затихнув после того, как Джакомо сменил тон на более ласковый, Леле невольно насторожилась. Пытаясь успокоить сестру, священник поступал так же, как дрессировщики диких зверей, и, понимая это, девушка доверием к нему отнюдь не прониклась. Приступ гнева, однако, покинул ее; от брата Леле попятилась.
Смутившись от последнего вопроса Джакомо, она потупила взор, и, отступив еще на пару шагов, наткнулась на тяжелый стол, инкрустированный красным деревом.
- Нет,- ответила Эмануэла гораздо тише.- У меня никого нет...
Нельзя никак было допустить, чтобы брату стало известно о том, кто ей мил. Иначе этот Везувий никогда не прекратит свое извержение, а Леле действительно окажется в монастыре- от греха подальше.
Невыносимо стало вдруг ощущать себя предметом торга. Очутиться вровень с животным или красивой вещицей, домом или куском ткани- из тех, что лежат  у дядечки в лавке.
Девушка наконец подняла на Джакомо глаза, полные злых слез.
- Какой ты... мирской. Братик,- прошипела Леле, и неожиданно вдруг воспряла, выпрямившись. Лицо ее застыло.- Ничего, я всем сейчас жизнь облегчу. Разом,- и в отчаянии воскликнула:
- Я выйду замуж за первого, кто войдет в нашу лавку!- и молниеносно перекрестилась.- Девой Марией клянусь и всеми святыми заступниками!
И, стуча каблуками, побежала вниз. Что девушка на выданье, что кусок материи- в цене лишь разница, не так ли?

Стеклянное венецианское утро, прозрачное и звонкое в февральской лазури. Под сенью сильных львиных крыльев.  Вчера отдал он рыжей Веронике еще одну жемчужину, а сегодня вопреки наказам давишнего гостя, пойдет туда, куда ноги сами ведут.
Чем ближе к весне, тем выше и ярче солнце, и тем злее ветер с моря.  Тем прозрачнее вода.
Дерзость явиться в лавку и дом девицы Эмануэлы, якобы поглядеть на товар, а  после сделать вид, что встретились случайно. Но тянуло его сюда, словно медом намазано. Уж насколько враг рода человеческого изворотлив был, а у людей стоило некоторым хитростям научиться. Хотя, кое-кто поговаривал, что именно у него люди прежде невинные аки агнцы научились всякого рода лукавству.
Скрипнула дверь лавки.
Высокий посетитель чуть  согнулся, входя, и словно бы выпрямился не до конца. Перевалился с ноги на ногу, левая была кривая, однако, проворства его это не лишало. Был он изящен и сухощав. Цвета темного золота и меди кудри рассыпались по плечам, плавными волнами обрамляли лицо, белизна которого казалась почти алебастровой из-за скрывавшей его черной бархатной полумаски. В последнем ничего удивительного не было – в дни карнавала венецианцы носили маски почти не снимая, и открывали лица разве что в храме, ибо негоже перед Господом прятаться. Черные с красным одежды украшало тонкое золотое шитье, на плечах покоились меха черно-бурой лисы.
То ли потому что невольно загородил собой посетитель окошко, то ли еще по какой причине, показалось вдруг, что в лавке на мгновение сделалось темно. Бледные губы дрогнули в улыбке любезной и ласковой, изменчивые ясные глаза, лазурь с золотом, обратились на бранящихся брата и сестру.
На ловца, как говорят, и зверь бежит.  Поминала Леле заступничество Пресвятой Девы и  Божье, однако, зов ее был услышан другим.

Отредактировано Diavolo (23.01.2010 02:19:25)

-Есть!- быстро ответила Эмануэла и оглянулась на дядюшку. Тот степенным кивком подтвердил: "Точно есть, не сомневайтесь".
Джакомо девушка проигнорировала. От того, что она хотел увести ее в дом, в Леле проснулось злое упрямство. "Только попробуй увести меня силой!"- подумала она, послав священнику гневный взгляд, когда отвернулась от Лучано, чтобы взять у дядюшки искомые булавки. Принесла несколько- и все разные. Головки их представляли собой плетение из серебряной проволоки на разные мотивы. У одной из них головка была литой- в форме розана, а в самой дорогой серебряная проволока переплеталась с золотой.
- Какие Вам нужны?- кротко спросила Леле, разложив товар на столике рядом с креслом, чтобы Лучано мог получше их рассмотреть.
"Только не уходи,"- молчаливо просила она, всматриваясь в лицо грека.- "Не бросай меня, пожалуйста".
Девушка предчувствовала, что после ухода Лучано ее ожидает новая волна гнева Джакомо- и боялась ее. Отступать, однако, было поздно. Да и куда? Соглашаться на постылый брак? Ждать, сидя взаперти, пока брат найдет ей другую партию?
- Чистейшее серебро, мессер, не сомневайтесь,- внес лепту дядюшка, дородный мужчина, такой же высокий, как и Джакомо.- Если только захотите, достанем и дюжину, и более.
Микаэле Ингирами всегда рад был расстараться для богатого покупателя, и посетителей обхаживал и охмурял, как иные молодые щеголи- девушек. Сейчас же рядом с захожим франтом народу было многовато, и мужчина желал, чтобы племянники удалились восвояси скандалить в жилые комнаты. Бегство Эмануэлы он посчитал за хитрость: думал, что девица сбежала в лавку от скандала, чтобы Джакомо не мог отчитать ее при посторонних.

Иностранцу же, к тому времени устроившемуся в кресле, словно бы все было нипочем. На других посетителей лавки он внимания не обращал вовсе. Кивком поблагодарил хозяина. На молодого священника взглянул спокойно и все с той же улыбкой. Взгляд невзначай упал на пальцы, быстро и нервно перебирающие бусины четок. Можно заметить чье-либо недовольство, а можно и не увидеть его. Враг рода человеческого предпочел второе. Взгляд неожиданного покупателя между тем был внимательным, цепким.
Так люди рассматривают нечто заинтересовавшее их. Впрочем, недолго.
Ведь он пришел сюда за булавками. К чему отвлекаться на иное?
- Они очень хороши. То, что нужно, - сообщил «грек» девице. – Особенно вот эта, - белый перст указал на двойную булавку с витым «ушком» и на ту, навершием которой был розан.
– Замечательная работа. Знаете, я, по правде говоря, обыскался. Подумать только, будто бы во всей Венеции булавок не найти. Напасть… - улыбка приобрела несколько смущенный оттенок.
- И как назло, в этот день. Надо же было такому приключиться, - он вздохнул, - аккуратно убрал со лба темно-золотую прядь. Не тараторил, говорил легко и размеренно, особо не сетовал, просто делился житейскими наблюдениями.
- Так всегда. Когда что-либо необходимо, не сыскать, - словно бы мельком взглянул на девицу.
– Недавно подумывал купить, да прошел мимо, - взгляд обратился с лица Эмануэлы на булавку с маленькой жемчужинкой на конце.
– И вот эта весьма хороша, кстати.

Отредактировано Diavolo (26.01.2010 01:00:44)