Как бы ни упрекали отца лжи в обмане, как бы ни уличали в грехах, уж он-то данное слово держал. Правда, частенько исполнение уговоров понимал сатана по-своему. Что поделать, если мнения его и людские порой расходились?
Поздно ночью, на пороге третьего дня протяжным набатом вдруг заплакал монастырский колокол. Пламя, не хуже адова, озарило монастырский двор. Полуголые монахини метались с громкими криками. Снаружи монастырских стен собрались перепуганные миряне. Мать настоятельница согнала всех во двор.
Горел лазарет. Один из бродяг по нечаянности опрокинул масляный светильник. Солома и дерево, несмотря на сырость, вспыхнули и загорелись ярко, источая едкий дым.
Тянуло серой, смрадной вязкой горечью. Те из больных, кто мог ходить, бросились к выходу. А кто не мог, стонали и звали на помощь, пытаясь выбраться из адовой ловушки.
Рыжий же грек исчез куда-то, будто его и не было. Может, выбежал вместе с перепуганными бродягами. А, может, помогал сестрам во дворе.
Суматоха была такая, что и не разобрать кто где.
- Открывай ворота! – орали снаружи миряне. – Сгорите заживо тут! – охали женщины, осеняли себя крестным знамением. Видели в том недобрый знак.
- Господь спасет! – причитали монахини. Но что мог сделать Господь для женщин с ведрами?
- Ломай! – собравшись толпой, мужики взялись ломать крепкие ворота прибежища затворниц. Вот уж точно, на Бога надейся, а сам не плошай. Алое зарево осветило небо. Пламя искрило, вздымаясь вверх, будто стремилось к небесам. Ненасытное пожирало воздух.
Звякнуло о каменную кладку ведро. Упало да покатилось со скрежетом. Цепкая рука грека схватила Эмануэлу за локоть. Нашел в толпе, за левым плечом оказался лукавый рядом. Положил ладонь на плечо.
- Когда сломают ворота, бежим! – у самого уха перепуганной девицы раздался сладкий шепот дьявола. – Если кинутся искать, решат, что погибли Вы, - в отблесках пламени яркие, похожие на самоцветы глаза горели расплавленным золотом и кармином. Вокруг царил хаос, кричал колокол о беде, а бледные губы змея улыбались.

Отредактировано Diavolo (28.01.2011 01:44:40)

- Не бойтесь ничего, донна, - как когда-то на площади, сокрыл дьявол себя и Эмануэлу чарами. Словно спрятал под плащом. И  в тот момент, как сломались ворота, хромоногий Лучано и грезившая о свободе Леле, никем незамеченные вырвались прочь.  Скалился беглецам в спину адским зевом вход в разоренный монастырь. От лазарета огонь перекинулся на кухню, а оттуда подобрался к кельям. Гудел колокол, а потом смолк. Трескались от жара глиняные горшки, лопалось стекло. Теперь пусть птицы сами радеют за сохранность своей клетки.
- Уйди прочь, глупая женщина! – чернявый детина отпихнул настоятельницу, вырвал у нее из рук посудину.  На ангела божьего никак не был похож, все больше на разбойника, но дело знал. Как бы ни упирались монахини, стали их мужики выталкивать за ворота храма, а кого-то пришлось скрутить и взвалить на плечо.
- Отпусти, бесово отродье! – верещала прежде кроткая и бледная божья невеста, царапая спину своему спасителю словно дикая кошка. Соскользнуло колечко с тонкого перста и покатилось по серым камням.
С ревом, крест накрест обрушились потолочные балки лазарета, придавливая тех, кто не смог выбраться.
С моря тянуло холодной, пробирающей до костей сыростью, вырывались изо рта белым дымком вздохи. Крепко держа за руку свою суженную, кривой Лучано, словно на аркане, тянул по узким улочкам простоволосую девицу.
Как обещал, так и взял без приданного.
Бежали не оглядываясь. Оба чумазые, в гари и грязи, выглядели настоящими оборванцами. Никакой лодочник не возьмется помочь таким. Ни один честный горожанин не приютит у себя.
На небе тускло мерцали редкие колючие звезды. Отражалось в воде алое зарево, будто с улицы вылили и туда жар.
У самой кромки воды Лучано вдруг остановился. Взглянул в лицо Эмануэле, прижал девицу к себе, тесно и крепко обнимая, да поцеловал в лоб, тихонько прошептав:
- Спи, любовь моя.
За спиной взмыли в ночной воздух шесть черных крыльев с павлиньими глазками с красным отблеском, черным саваном стали одежды. Тьма раскололась надвое, являя брешь в пространстве. Самой коротенькой дорожкой к проклятому дому, спрятанному от посторонних глаз, понес сатана над водой свою избранницу, баюкая на руках. В проклятом палаццо уже все было готово. Там, в человеческом обличьи, поджидали хозяина бесы, грелся поздний ужин, дымилось, приправленное специями вино и парил большой, полный теплой воды чан.
- Очнись, - приказал дьявол и рассеял сонный морок резким движением руки. Шелестели, суетились, ласковые слова нашептывали притворившиеся людьми бесы. Радовались возвращению дьявола. Бренькал на лютне черный, как ночь, курчавый карлик. Расстелили перед девицей пестрое покрывало. Эхом пожара трещал в богато убранной зале камин, блестела начищенная до блеска утварь и едва шевелился огонек покрытой узорной эмалью арабской  лампы.

Отредактировано Diavolo (28.01.2011 02:01:31)

Дьявол лукаво улыбнулся, склонив голову и поцеловал девицу в золото разметавшихся в беспорядке волос:
- В моем доме, - больше Лучано ничего пояснять не стал, только молча размотал тряпки, скрывавшие холеные руки.
- Вам помогут вымыться и переодеться, донна Эмануэла. Я буду ждать Вас здесь позже, - сказал коротко и ушел с глаз долой.
Подбежавшие слуги принялись суетиться вокруг Эмануэлы, препроводили девицу в купальню, где парила вода. Там раздели, бережно омыли, натерли благовонными маслами, укутали в мягкое покрывало, а после помогли облачиться в нижнюю тонкую сорочку и богатое платье, подобранное прямо по размеру. Стоя на коленях одна из служанок завязывала ленты на сафьяновых башмачках. Другая нанизала на волосы Эмануэлы крупный морской жемчуг проворно и быстро, свила косы венцом вокруг головы и накинула легкую прозрачную вуаль. Когда избранница сатаны была готова, ее проводили в ту же залу, в которой она открыла глаза.
Черный карлик соскочил со своего маленького резного табурета и, пританцовывая, направился к девушке. Одетый в темно-алый бархат Лучано сидел за столом, полным яств. Волосы его искрились медью и золотом. Грек ни капли не был похож на того несчастного доходягу, коим представился в монастыре.
Вместо тряпок лицо скрывала бархатная маска.
Хозяин палаццо поднялся из-за стола и, когда черный коротышка подвел к нему Эмануэлу, взял девицу за руки, заключив ее ладони в свои. Смотрел, любовался и не мог насытить взгляд. Приподнял край вуали, коснулся губами щеки, а после усадил венецианку за стол.
В стеклянных кубках, оправленных в серебро, искрилось красное вино. Парило только снятое с огня мясо. Куски источали божественный аромат и пряную подливку. Тут же был нежнейший паштет, приготовленный на молоке и масле. В свете ламп запеченная целиком рыба казалась золотой, и манил своей чистой белизной свежеиспеченный хлеб.
- Мой дом – Ваш дом, донна. Разделите со мной хлеб и вино.

Глубока и непроглядна, как воды канала, была за окнами венецианская ночь. Шут, устроившись поодаль, бренькал на лютне, тихонько мурлыкал себе под нос незатейливую песенку про май, цветы и румяные щеки красавицы. Сладкое послевкусие вина еще теплилось на языке. Жаром дышал камин. Уютно трещал огонь.  За закрытыми наглухо ставнями жил своей жизнью весь остальной мир, а здесь, казалось, само время остановилось. Слуги собрали со стола и оставили хозяина и его гостью вдвоем. Лучано взял из рук возлюбленной одну дольку плода смоковницы. Отправил в рот, распробовал сладость. Кивнул благодаря и опустил глаза. Бережно обнял Эмануэлу за плечи, как будто был человеком, и удалось ему немного человеческого счастья украсть.
Укрыл, словно хотел спрятать.
Улыбаться бы да праздновать победу, но падший дух был печален и прятал взгляд.
Что будет, если Эмануэла узнает всю правду? Что станется с ней? Какими словами проклянет венецианка сатану за обман? Сотканное из иллюзий и ночных мечтаний тело в груди не имело сердца, нечему было болеть.
Но изнывал сатана от тоски, хоть и получил желаемое.
Как с луговой певчей птичкой, пойманной в золотую клетку, не знал теперь что делать с Леле, которая каждый раз, обращая к нему светлое лицо свое, светилась неподдельным счастьем.
Пытался улыбаться рыжий грек, но грустными выходили улыбки, будто скрывал он тянущую боль от раны.
- Скоро нам придется уехать, - сказал дьявол негромко. – Я все время путешествую, донна Эмануэла, - «Все время гонит нелегкая от города к городу и прочь, по кругу». – Вы поедете со мной. Мы вернемся сюда, быть может, потом, но это случится нескоро. Долгое время Вы не сможете увидеть близких. И более никогда не выйдете за порог палаццо без меня.
Мытарства все разделит теперь Эмануэла с дьяволом поровну. Будто привязанный на девичьем тонком пояске, неотступно будет ходить за ней пойманный в ловушку любви злой дух. Не отступится.

- Не в ревности причина, - взгляд Лучано и вовсе потемнел. Повернув Эмануэлу к себе и взяв за плечи, он неотрывно смотрел на девицу. Понимала ли она, что случилось сегодня? Едва ли. Возможно, для венецианки все было забавной и захватывающей игрой. Карнавалом. Ведь по его окончании, сняв маску, можно снова стать самим собой и вполголоса рассказать о прежних забавах, которые ныне рассеялись словно сон.
Голос дьявола был по-прежнему сладок, но слова звучали холодно, и совсем другим казалось лицо.
- Это невозможно, донна Эмануэла, потому что сегодня я похитил Вас. Вы были обещаны в жены другому, и если мы осмелимся явиться на глаза Вашей родни, то они обвинят меня в насилии. Я же буду вынужден оспорить это при помощи оружия. Разве Вы хотите нового, еще более строгого заточения, кровопролития или суда? – дьявол вздохнул и покачал головой.
– Монастырь сгорел, донна, и Вы вместе  с ним. Не забывайте об этом, - невольно он сжал плечи Леле так, что причинил хоть и малую, но боль.
Отдернул руки, смешался. А после встал, отойдя от огня.
Так счастливая сказка превращается в настоящую жизнь.
Конечно, сатана мог бы дождаться свадьбы Эмануэлы, принять облик толстяка Джильди и беспрепятственно морочить голову ничего не подозревающим родственникам девицы. Или же являться Эмануэле во снах, заставляя ее сходить с ума и от тоски бросаться на стены. Но, вопреки искусству лжи, дьявол поступил честно, просто взяв причитающееся ему по праву, раз Эмауэла хотела бежать с ним – выполнил ее просьбу. Старался быть во всем похожим на человека, чтобы большим, что могла заподозрить девица, было мелкое чародейство или увлечение алхимией.
- Вы просили спасти Вас от нежеланного брака. Вы получили то, что хотели, донна. Не требуйте большего, чем я могу Вам дать. Я возьму Вас в супруги, но свадьба будет тайной. У нас не будет гостей, кроме моих слуг и Вам придется прятаться под покрывалом.

- Хорошо, - эхом отозвался мнимый грек, но к суженой в объятья не спешил. В сгорбленной фигуре чувствовалось напряжение и, казалось, яростнее горел в камине огонь. Даже карлик перестал перебирать струны лютни. Хотя, с чего бы? Какое-то время Лучано просто молчал, раздумывая. Наконец обернулся и как будто смягчился. Вновь сделался кроток и нежен. Доковыляв, сел с Эмануэлой рядом. Беззвучно вздохнул.
- Я увезу Вас во Флоренцию, к берегам Арно, - пообещал сатана. – Вы ни в чем не будете нуждаться, и там мы будем наконец-то свободны.
Сказав это, Лучано поцеловал Эмануэлу, не бегло и целомудренно в щеку или в лоб, а в губы. Ласковый, но требовательный поцелуй был сладким. Понемногу унялся в камине огонь. Снова полилась чудная музыка.
Искренняя кротость, с которой венецианка приняла его условия, удивила Лучано. Когда приходит пора любить ничего не имеет значения кроме этого жаркого чувства.  Недомыслие или страсть руководили девицей, теперь уже было не важно. Как долго он ждал этого момента, как хотел снова сорвать с губ Леле поцелуй, но вопреки желаниям отстранился. Все, к чему бы ни прикасался сатана, рассыпалось в прах.
Душу Эмануэлы, трепетную и кроткую могла постигнуть та же участь.
- Уже поздно, донна, - сказал Лучано, в голос вернулась прежняя строгость. – Я позову слуг, чтобы помогли Вам разоблачиться. Если пожелаете чего-либо, только скажите. Все будет исполнено, - бледная ладонь грека коснулась золота волос. – Я же навещу Вас днем, к обеду.